Лет семь тому назад мы с мужем собрались посмотреть «Сильву» или «Королеву чардаша», как она называется в Венгрии, в одном из самых роскошных театров Будапешта. Дело было сразу после Нового Года, и мы надеялись достать лишний билетик. Билетиков не было, как и самой труппы — Будапештская оперетта извещала большой афишей, что они отбыли на гастроли в Израиль. Муж меня утешал, напоминая, что совсем недавно, году этак в 1982 мы уже слушали «Сильву» в Москве, но я припомнила, что тогда Татьяну Шмыгу в последний момент заменили на Светлану Варгузову, и расстроилась еще больше.
Казалось бы, оперетта! Можно не любить оперетту и гордиться этим, употребляя эпитеты «опереточный» или «цирковой» только в презрительной коннотации.
Но только в оперетте, да еще может быть в старом цирке, осталась светлая беззаботность, готовность смеяться над тем, что в обычной жизни принято с пафосом обличать.
Пора признать тот факт, что сегодня оперетты нет. Она ушла вместе с великими Легаром и Кальманом. А с ней ушло и блаженное легкомыслие, без которого иногда так тоскливо. Сегодня место оперетты занял мюзикл. Что и говорить, мюзикл обошел старую добрую оперетту качеством текстов, глубиной замысла, тонкостью прочерчивания характера и т.п. Но за все надо платить: ценой этих безусловных достижений стала потеря той легкости, которая делает (увы, делала) оперетту опереттой.
Можно совсем ничего не знать об оперетте, но не знать «Сильвы» — такого не бывает. И даже когда ее оплевывали и запрещали, объявляя буржуазным или мещанским развлечением, все-таки ее исполняли, напевали, ставили, и вот — Королеве Чардаша уже почти сто лет.
Самая популярная оперетта Кальмана «Королева чардаша (Сильва)» появилась в военный 1915 год. Премьера состоялась 17 ноября 1915 года в «Иоганн-Штраус театре» в Вене под немецким названием Княгиня чардаша- Die Csárdásfürstin. Её ставили даже на другой стороне фронта, в том числе — в России (изменив фамилии персонажей и место действия). Имре Кальман, родившийся под именем Эмерих Копштейн на озере Балатон в Австро-Венгерской империи в 1882г, как и любой еврейский мальчик, начал учиться музыке. Он получал образование по желанию отца на юридическом факультете Будапештского университета и одновременно, по своему собственному желанию, — в консерватории. Он стремился стать знаменитым пианистом, но «переиграл» руку и из-за артрита вынужден был переключиться на композицию. Кальман окончил в Будапеште музыкальную академию, где с ним вместе учились Бела Барток и Золтан Кодаи.
Выбор творческого направления тоже пришел не сразу. Кальман пишет оркестровые пьесы, симфонические поэмы, куплеты и песенки для кабаре (под псевдонимом Коломан Имрей), пробует себя также как музыкальный критик. Но театральный занавес уже поднялся перед Кальманом. Он наблюдал стремительный взлет Легара и ощутил в себе силы потягаться с ним за опереточную корону. Будущее показало, что Кальман не обманывался в своих возможностях. Специфика танго, фокстрота, шимми далась ему легко, танцы эти разрабатывались Кальманом много и успешно, и еще более удивительно его умение в лучших своих вещах органически сплавлять новые музыкальные краски с родными ему чардашем и венским вальсом.
Кальману был тридцать один год, он уже переселился в Вену и обрел композиторское имя, когда венские либреттисты Бела Йенбах и Лео Штейн предложили ему немецкое либретто «Да здравствует любовь» («Es lebe die Liebe»). Пьеса эта, при соответствующей музыке, должна была соединить в себе все лучшее из того, что завоевал Легар и что успел уже сделать Кальман. В ней была сильная, притом вполне правдивая драматическая коллизия, обаятельный женский образ, богатые возможности развернуть мелодию. Кальман вчитался в либретто и понял его достоинства. Его увлекла гуманистическая идея оперетты: любовь сметает различие сословий и рангов.
17 ноября 1915 года пробил очередной звездный час оперетты — в венском «Иоганн Штраус-театре» состоялась триумфальная премьера «Княгини чардаша», которая затем шла два года подряд ежедневно. Толпы венцев ежевечерне штурмовали кассы театра, и казалось, что страстные любовные мелодии Сильвы и Эдвина заглушают залпы пушек первой мировой войны. Такова сила этого произведения. Сейчас оно во многом утратило свою ошеломительность, его мелодии входят в сознание чуть ли не с детства и знакомы даже тем, кто ни разу не видел «Сильву» на сцене. И трудно представить себе впечатление зрителей премьеры, на которых этот единственный в своем роде поток шлягеров обрушился впервые и разом.
Трудно, но можно — если пригласить своих взрослых детей, или молодых израильских коллег, или любимую девушку или хорошего простознакомого в Центр театральных искусств, а другими словами, в тель-авивскую Оперу, где в течение нескольких декабрьских вечеров можно громко подпевать Будапештскому кордебалету «Красотки, красотки, красотки кабаре» или нежно глядя в сторону от сцены на милый профиль, томно полушепотом провозглашать «Вы созданы лишь для наслажденья!»
Блестящая постановка, роскошные костюмы, декорации — превыше всяческих похвал — оставляют послевкусие и легкое головокружение, как после терпкого пряного глинтвейна.Что может быть приятней в зябкий декабрьский вечер! Тем, кто увидит это впервые — завидую, а восторги большинства, кто помнит каждую арию — разделяю. И если в особенные моменты вашей жизни вы сможете напеть дорогому человеку «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось» и, услышать в ответ «Помнишь ли ты, помню ли я…», вот тогда вы поймете, что оперетта не умерла. Она просто повзрослела вместе с нами.
При подготовке статьи использовалась и обильно цитировалась книжка Аллы Рудольфовны Владимирской «Звездные часы оперетты» и Wikipedia, конечно, куда без нее.Использованы фотографии Сергея Демянчука
Огромный Мир 