Все возрасты любви

Премьера в театре Гешер — “Лолита. Жанна д’Арк.”

Что поделать, зритель сегодняшнего театра в большинстве своем не восторженный неофит, не романтическая барышня или пылкий юноша Вот и на премьере Лолиты собралась зрелая публика с настроением несколько скептического любопытства — само слово Лолита возбудило нешуточный интерес, чего к сожалению нельзя было сказать о названии второй части — Жанна дАрк как-то померкла по сравнению с образом роковой нимфетки.

Каждый приходит в театр со своим собственным багажом, хотим мы того или нет. Представление начинается задолго до первых фраз актеров. Закоулки захламленных улиц Яффо, странное здание Ангара — второй сцены, куда зритель не приходит в вечерних нарядах, непосредственная близость зрителей, сидящих с двух сторон сценического пространства. — все это невольно определяет уровень ожидания. Саша Демидов, сидящий за рулем огромного автомобиля — единственного предмета декорации — один из нас. Он современно одет, он протирает любовно свой автомобиль, иногда цинично шутит, он вовсе не монстр и не театральный злодей. По замыслу Набокова читатель постепенно раскрывает всю глубину низости, чудовищности этого похотливого маньяка. В пьесе Гешера этого не случилось. Был ли таков изначальный режиссерский замысел? или привычная любовь к бессменному премьеру Гешера Саше Демидову помешала? Могу только сказать о своих собственных ощущениях. Как мой муж строитель прежде всего обращает внимание на асбестовые листы при входе в театр, так и я в силу своей профессии невольно ставлю диагноз. Гумберт Гумберт в исполнении Демидова не вызвает омерзения. Это скорее мучимый комплексами детских неосушествленных желаний несчастный психопат, астеник, безвольный и импульсивный, который не может справиться с собственными низменными интинктами и катится, катится к неизбежному концу, по пути калеча и разрушая все и вся. Как модно выражаться сегодня, Гумберт Гумберт завершает свой гештальт. Неудовлетворенная детская любовь к ровеснице и ее ранняя смерть, упоминаемые в самом начале романа, вероятно замкнули что-то в воспаленном мозгу подростка, и он так и не вырос до конца. Отсюда и подсознательная боязнь взрослых женщин, брезгливость к пышным признакам женской зрелости и наконец совершенно детское решение, шокирующее своей жестокостью — тот, кто мешает, должен уйти. Лучше всего насовсем. Умереть. Ведь это так просто — как в сказках.

Демидов в роли Гумберта совсем не вызывает какой-то мрачной привлекательности, как притягивают иногда злодеи невинных девушек. Даже когда он медленно раздевается на сцене, это не вызывает сексуальных ассоциаций, и как закономерно, что в следующей сцене мы видим его почти голого, скрючившегося на полу в эмбриональной позе, молчаливо взывающей к защите. И если бы еще не знать и понимать, что прямо через минуту он нежно и трепетно, осыпая ласками и поцелуями, насилует и навсегда развращает маленького ребенка. Прекрасно, что это остается за кадром. Режиссер явно не ищет дешевой популярности и так же, как и сам гениальный автор романа, обходится без явной “клубнички”. Хорошо, что в спектакле так и нет самой Лолиты кроме ее голоса, партии, безошибочно проведенной за сценой молодой актрисой Алоной Цимберг. Ну как воплотить вот такой образ? Цитирую Набокова В возрастных пределах между девятью и четырнадцатью годами встречаются девочки, которые для некоторых очарованных странников, вдвое или во много раз старше них, обнаруживают истинную свою сущность — сущность не человеческую, а нимфическую (т. е. демонскую); и этих маленьких избранниц я предлагаю именовать так: нимфетки. На протяжении всего действа где-то за стеклом упражняются непрестанно девочки-балерины, как символ мечт любого педофила. Их невинные личики, их целомудренные движения совершенно не похожи на демонические ухищрения нимфеток, и как-то неуютно я чувствую себя от того, что каждый вечер во время репетиций и представлений они должны слушать еще и еще раз о перверсиях, о похоти, о неестественной страсти.

Много еще разных режиссерских находок Иехезкеля Лазарова, прекрасная игра Дорона Тавори (он стал одним из самых любимых артистов еще после Книги Царя Давида ), убедительность Демидова в создании образа совсем иного Гумберта (а может это только мне одной так показалось) — несомненная удача спектакля.

Вторая часть насчет Жан д’Арк показалась мне откровенно недостаточно продуманной и несколько искусственно пришитой. Робот в роли Орлеанской девственницы … Возможно, самого драматургического материала, протоколов допросов не хватает на целый спектакль. Выпуклый образ инквизитора, сыгранного Дороном Тавори, совсем как-то не связался в моих глазах с современными инновацииями в виде игры света и роботизации Лазаров ищет свой собственный почерк, позволительно ему и ошибаться, и пытаться вновь. Он талантлив и трудолюбив, представляю, сколько размышлений и озарений стоит за концепцией этого нового спектакля. Честно? Я предпочла бы только Лолиту. А Жан д’Арк пусть подождет полномасштабной инсценировки. Придет и ее час.